Литературные узоры

Мои самовлюбленные слова эгоиста и тирана. Самовлюбленные слова влюбленного в твой неповторимый образ. Эгоистичное желание владеть тем, что никогда не будет принадлежать.

Пожалуйста, будь одинока!

Будь ничья! Идеально моя…

Я совсем, совершенно не отдаю себе отсчет в том, что говорю. Я хотел писать, и мысли толкнули мои пальцы к послушной клавиатуре. Музе не прикажешь… Эти слова вертелись в моей голове, как наваждение. Я повторял: «Будь ничья…»

В задумчивости, глядя в окно – Будь ничья. В очередях и на прогулке – будь ничья. В ночной тишине на кровати – будь ничья. Будь ничья – потому что тогда… ты будешь идеально моя…

Мои нежные фразы – прости их за коварство. Прости, что незримо пытаюсь сделать тебя – совершенно ничьей. Прости, что преумножаю в твоих глазах одиночество. Прости, что плету вокруг тебя свои тонкие сети, в надежде тебя поймать. Прости, мне нет смысла лгать…

Твоя натура из тонкого китайского шелка. Пропитана, точно магнитом, любовью. Тебе нельзя быть среди людей. Они могут разорвать тебя или уничтожить из-за большой любви. Тебя нельзя быть человеком, ты слишком… не человек. Как свет, что вечно пленяет мотыльков – так тянут к тебе сотни грязных рук люди. Ты не должна быть с ними. Будь не для них, не для кого… Точно завернутая в волшебный кокон самой себя, будь только ты, одна… Я тебя, как самое большое сокровище спрячу в своем сердце. И закрою на сотни замков. Мое идеально сокровище среди всех прочих. Я буду любоваться твоим светом внутри, как сиянием солнца… Ничья и ни для кого…

Будь ничья… Умоляю, прошу! Как капризный ребенок, увидев красивую куклу, закатываю истерики и реву, точно девчонка… До боли, до крови можно разбивать свои руки в истошном желании владеть тобой, как сувениром. Но ничего, ничего не получить. Потому что ты не моя…

Это похоже на сумасшествие. Сколько можно скользить по стенам и невидящим взглядом смотреть в окна? И думать ни о чем, расплываться на сотни мертвых тел или замирать в ожидании чуда. Нельзя… Я сам виноват. Увязался за тобой, как банный лист. Вампир, что алчет чужой жизни и силы. Пью тебя, по капле, ворую у мира для себя… Я вор. Едва, заметив среди серой толпы нечто сверкающее, как диамант, тут же хочу его украсть, забрать для себя, для своей бессмысленной коллекции, для себя, для себя… для себя. Ни для кого другого. Запрятать, закрыть и любоваться, доставая из закромов…

Будь ничья! Ничья… Ты слишком хороша для кого-то, понимаешь? Слишком другая…

Прости это безумие… Эти сова как шепотом крик. Стараюсь кричать слишком тихо, чтобы не спугнуть тебя со своей руки, как бабочку, что случайно присела на пальцы, как на цветок. Я думаю – стоит мне быстро сжать руку в кулак – и я поймаю тебя, но нет… вспорхнут два крыла, в моих руках – пустота. Потому что ты – свободна… тем более от меня.
Мне остается только любоваться на твой танец высоко над головой. Тот дивный танец твоего порхания и полета… И лучи полуденного солнца заливают мир, греют мою спину. Я могу быть счастлив, лишь наблюдая тебя. Я не хочу разрушить твоих тонких крыльев… Будь ничья… Идеально моя – мурлычу, капризный наглый кот, переворачиваюсь на спину, поджимая пушистые лапки. Я хочу казаться удивительно нежным, мягким и пушистым, спрятал все когти и заманчиво покручиваю пухнастым хвостом так жалобно глядя в глаза… Я могу мурлыкать и тереться об тебя, шевеля острыми ушами…
Если бы я обернулся котом – узнала бы ты меня? И я бы любил сидеть у тебя на коленях и спать на груди. Цепляться за штаны и гоняться за попугаем в желании его съесть… Я пел бы тебе серенады, ночами. И грел вечерами зимой…

Мои уловки рассыпаются как дым. Я не пушистый. Тонкие пальцы тянуться к мягким губам. Ужасные черты моего острого лица с тусклыми, мертвыми глазами. Как я ужасен… Хочу сорвать с себя эту маску и бросить в огонь. Обнимая за плечи тощего длинного тела…

Будь ничья… Никому и никогда не отдавай свое сердце. Будь ничья, ничья… Я не вправе заклинать тебя этим. Я не вправе рушить твою жизнь. Я – всего лишь палка в колесах волшебной кареты. Камень на дороге, опасный туман, что пытается тебя запутать и сбить со своего пути только потому… потому, что не хочет тебя отпускать для кого-то. Но кто мне сказал, что я имею право владеть душой чужого человека, как собственным сокровищем. Почему я такой эгоист?

Будь ничья… Только моя. Будь для меня – светилом, магией, любовью… Я хочу быть единственным, кто имеет право наблюдать тебя, я хочу быть единственным, кто знает тебя, я хочу, чтобы ты была только для меня! Не для кого, потому что для меня… Моя муза, мой прекрасный образ, моя боль и отрада, мое дыхание и жизнь… Моя любовь. Идеальная платоническая любовь, достойная звездных светил!

Идеально ничья… Я найду тебя, клянусь, найду тебя! На перекрестке миров, на далеких планетах. Где бы не переродилась ты… Я найду тебя, чтобы сделать своей… только своей… Нам не много осталось. Лет сорок или шестьдесят я подожду. Я подожду… Потому что я люблю тебя, люблю тебя. Я исправлюсь, избавлюсь от жестокости и гнева, перестану ненавидеть, познаю этот мир и себя… лишь для того, чтобы найти тебя… Я обещаю, что найду тебя…

Идеально ничья… Идеально моя…

Они столкнулись совершенно внезапно. Когда он ее увидел, то понял, что именно ее искал всю предыдущую жизнь. Именно она, а не кто-то другой, снилась ему каждую ночь. За все время, пока он был поглощен ее поисками, он видел много всяких разных, и порой ему казалось, что вот она, единственная... но через некоторое время понимал, что ошибался. И вновь приступал к ее поискам. Бывали черные дни, когда он начинал думать, что ее нет на свете. В такие дни он, словно мертвый, лежал на диване. Рядом стояли пустые бутылки, но и они не снимали хандры. Хандра проходила сама. Утром он просыпался без головной боли и вновь искал. Он бродил по улицам, заглядывал в лица спешащих прохожих, серой тенью сидел на развеселых квартирниках. Но все было безрезультатно. И вот он нашел ее, совершенно неожиданно заглянув в свои бестельно чистые глаза. В них жила она. Гармония, которую он искал по всему белому свету. Светилась в его глазах. Вдруг свет в вагоне метро погас. Погас всего на секунду. Именно так бывает при подъезде к станции. Когда он вновь загорелся, в глазах его отражения гармонии не было. Ничего не было. Лишь бетонные стены тоннеля мелькали за стеклом.

Тоскливая жизнь в Зурбагане прекратилась: в город приехала молодая дама в сопровождении пожилой женщины, возможно, её компаньонки. Горожанки наперебой обсуждали наряды и манеру поведения дамы и терялись в догадках о цели её приезда. Дама была очень молода, одета просто и изящно и сохраняла полное инкогнито. Хозяин гостиницы, в которой остановилась незнакомка, тоже молчал – его молчание было подпитано солидным гонораром.
Незнакомка не спешила нанести визит именитым горожанам и вела себя довольно странно. Сначала она посетила домик, где жила когда-то придурковатая Ассоль со своим отцом, затем посетила могилу старика. Молодая женщина подолгу сидела на берегу моря, всматриваясь в бесконечную даль, или бродила по лесным дорожкам, не жалея своей обуви.
Молодой поэт Мэй смотрел с некоторым волнением на незнакомку, она будоражила его воображение, он придумывал про себя невероятные истории про волшебницу, прибывшую из другой страны.
Я хочу познакомить читателя с поэтом. В Зурбагане, как и в других местах, помимо простого и расчётливого в силу необходимости люда рождались и чудаки. В то время, когда Ассоль помогала своему старику в его нехитрой торговле, в одной из семей родился конопатый мальчик, который постоянно удивлялся то восходу солнца, то божьей коровке, ползущей по листу, то пению какой-нибудь пичужки.
В тот день, когда Ассоль на корабле с алыми парусами растворилась вдали, Мэю было всего 7 лет. Он не слышал глухого завистливого ворчания сограждан, он слышал лишь шелест набегающих волн и смотрел, как алая точка растворяется вдали. Потом мальчику долго снился корабль, который попеременно то приближался к берегу, то удалялся, Мэй бежал к нему навстречу, но судно неизменно уплывало вдаль. Бывали случаи, когда Мэй во сне подбегал близко к причаливавшемуся кораблю, он видел, как люди в диковинных нарядах манили его к себе, звучала неземная музыка, но в такие моменты он внезапно просыпался.
С годами сны об алых парусах становились всё реже, другие чудеса манили юношу. Родители для того, чтобы выбить дурь из юноши, послали его в большой город к родственнику – торговцу, чтобы Мэй обучился его ремеслу. Но торговля для юноши была скучнейшим делом, зато он обнаружил, что рифмоплётство у него выходит уж очень недурственно. Свои стишки он отнёс в одну из редакций, и к удивлению Мэя их опубликовали. К юноше быстро пришли слава, известность и, естественно, деньги.
Родители не понимали занятий своего сына, но их вполне устраивало, что оные приносили немалый доход. В это лето Мэй приехал в Зурбаган отдохнуть от суматошной жизни и за вдохновением.
В большом городе он и не приметил бы эту богатую молодую дамочку, но в Зурбагане… Мэй незаметной тенью следовал за незнакомкой, хотел разгадать её загадку и незаметно влюбился.
В один из вечеров он увидел, что незнакомка сидит одна на берегу и наблюдает заход солнца. Мэй неслышно подошёл к ней и представился. Он ожидал, что женщина изумится тому, что ей пришлось познакомиться с такой известной личностью, как Мэй, но та лишь по-доброму посмотрела на него и спросила о том, здесь ли юноша родился.
Неожиданно для себя он рассказал о своей жизни, о своих мечтах и об алых парусах.
- Я и есть та самая Ассоль, - неожиданно сказала незнакомка и, увидев недоверие Мэя, добавила к сказанному, - прошло столько лет, ты вырос, а я стала взрослой дамой. Я приехала сюда для того, чтобы посетить родные места, навестить могилу моего отца, взять в моей старой хижине книгу, которую я читала в тот момент, когда на горизонте показались алые паруса.
Ты знаешь, Грей так и не выполнил моей просьбы, не забрал моего старика к нам. После свадьбы он ушёл в одно плавание, затем в другое, а когда, наконец, Грей приехал за стариком, тот был уже мёртв.
- А что стало с алыми парусами? – спросил Мэй.
- Алые паруса тоже выцветают со временем, - с грустью сказала Ассоль. – Прошумела весёлая свадьба, где я радовалась, как ребёнок. Мне всё казалось прекрасным: замок, его обстановка, люди. Я любила всех, но я не знала, что такое высший свет. На меня смотрели как на причуду Грея, на деревенскую чудачку, не лишённую привлекательности. Я полюбила родителей Грея, но они меня не полюбили. И как я поняла впоследствии, они не любили по-настоящему и Грея. А Грей любил их в глубине души и в тоже время презирал их образ жизни, как и весь высший свет.
Наступило время, и мой муж ушёл в плавание. Мне он оставил в наперсницы свою старую воспитательницу. Она оказалась доброй тёткой и объяснила некоторые премудрости моей новой жизни.
- Это она? – спросил Мэй.
- Да, это она. Грей часто уходил в плавание, а я оставалась одна. Я помногу бродила по замку и удивлялась его чудесам. Разглядывала макеты кораблей, и мысленно представляла себя в далёком море. Затем открыла его библиотеку. Я подружилась с книгами, а выбор книг был великолепен, и их было такое количество, что я сомневалась, смог ли их всех перечитать Грей.
Грей возвращался из очередного плавания, я радостно встречала его, но одна мысль постоянно мучила меня: это был не тот Грей, который приплыл ко мне с алыми парусами. Или всё-таки тот, а это я незаметно менялась. Мне было тоскливо, я хотела хотя бы раз оказаться в далеком плавании, увидеть неведомые земли, а Грей был доволен: он возвращался домой, к любимой жёнушке, и ему в этот момент ничего не было нужно.
Только рождение сына и дочери сдерживало мои порывы, а со временем я успокоилась. Я была счастлива: дети, любимый муж, его рассказы о виденных им чудесах, мои друзья книги – всё было со мной, всё это наполняло мою жизнь смыслом. Единственное, чего мне хотелось, это ещё раз побывать в Зурбагане, и вот я здесь.
На другой день Ассоль уехала в свой замок, а Мэй ещё не раз приезжал в Зурбаган в надежде встретить Её хотя бы раз и с тайной надеждой увидеть алые паруса своей любви.
Через некоторое время он женился на богатой девице, которая совершенно не понимала занятий своего мужа и целыми днями занималась лишь тем, что отдавала хриплым голосом приказы своим работникам. Но она, по крайней мере, не мешала творить Мэю. Но с годами поэт обленился, писал мало и почивал на собственных лаврах. В Зурбаган он больше не ездил, но к его большому неудовольствию, иногда ему снился корабль с алыми парусами, и Ассоль звала его в дальнее плавание.
А постаревший чудак Грей, вернувшись из очередного плавания, сказал:
- Дорогая моя жёнушка! Скоро наш юбилей, и я хочу сделать тебе подарок. Наш корабль вновь оденется алыми парусами, и я повезу тебя на край света. Ты увидишь дальние страны с их чудесами, а по пути мы обязательно побываем в Зурбагане. Я не знаю более чудесного места на Земле, ведь там я встретил тебя.

Язычница -8
Горностайка - 8
Даня - 7.5
Миха - 7.5
Original - 8.5

Конкурс давно закончился! Ещё зимой.

Сейчас голосование по конкурсу "Русалочья неделя".