КАРЛИК НА ЛУНЕ Карлик Коля выл, сидя на луне. Его забыли после представления в бродячем цирке, во время которого он обычно засыпал в ожидании, когда оно закончится, и его вынут из желтого шара, подвешенного на шесте высоко над морскими волнами над обрывом. Скорчившаяся фигура карлика смутно просвечивалась сквозь плотную брезентовую ткань ,изображая таинственные очертания внутренностей желтой луны. Все представление Коля должен был тихо сидеть внутри шара, что было мучительно, но за это ему платили жалованье - триста гривен в месяц, то есть, шестьдесят долларов или полторы тысячи рублей. Кроме того каждый вечер позволяли есть на цирковых пирушках. Этого Коле хватало на жизнь с лихвой, потому что ел он в три раза меньше, чем большие люди, и вообще всего ему нужно было в три раза меньше, чем его товарищам.
Луну всегда снимали с обрыва, когда зрители расходились. Осторожно спускали на пляжный песок, расшнуровывали, и Коля, поеживаясь от хлынувшей под брезент морской прохлады, выходил, позевывая и потирая урчащий в ожидании ужина живот.
-Ну как, лунатик, живой еще?- шутили цирковые и подхватывали Колю на руки, со смехом перебрасывая карлика друг другу, будто надутую клоунскую гирю.
Он вырывался, отряхивался от песка и говорил с укором:
-Лучше бы взяли в номер и бросали бы тогда, сколько хотели… - и отбегал в сторонку, чтобы помочиться.
За лето он устал и чувствовал, что начинает бояться висеть над обрывом, над ревущими волнами и гогочущей толпой. Сходил к знакомой медичке на пляже, она померила ему давление и сказала:
-Тебе, милый, лечиться надо, а не на луну летать. Давление-то зашкаливает, – и дала какую-то таблетку, - не космонавт ты, Коля, не космонавт…
-Я, Лялечка, не космонавт, а инвалид второй группы,- вздохнул он.
Медсестра с сочувствием посмотрела на крошечную фигурку карлика с выпуклой треугольником цыплячьей грудкой и тоже вздохнула , но попыталась ободрить Колю:
-Ты – настоящий герой, вон на какой высоте летаешь на своей луне и не боишься. Другие по электричкам побираются или в доме инвалидов живут. Молодец! А давление надо сбивать, сходи к врачам, они лекарства выпишут, будешь их пить и все станет хорошо.
-Все станет хорошо, Лялечка,- грустно улыбнулся карлик,- вот как только подрасту и женюсь!
Медсестра тоже грустно улыбнулась и помахала ему рукой на прощанье.
-На прощанье…- вздрогнув, прошептал карлик, ворочаясь на своей луне. И спросил в темноту над черным и вязким, будто горячий вар, морем,- куда они все разбежались, черти бы их побрали! Сколько мне еще висеть? Уж ночь…
Взошедшая над морем огромная оранжевая луна молча смотрела на своего желтого двойника на земле и задумчиво катилась по волнам, разливая по ним оранжевый свет.
Коля попытался встать, но брезент заскользил под ногами, и он снова лег, свернувшись беспомощным калачиком. Ему было страшно шевелиться и кричать, он боялся, что луна сорвется с веревки и улетит в открытое море. Но все-таки рискнул осторожно проковырять дырочку на уровне глаз и начал разглядывать окружающее его пространство. Было видно только клокочущее черное море вдали. Оно ревело и нагоняло такой ветер, что шест, на который была привязана луна, дрожал и звенел, словно лопающаяся каждую минуту гитарная струна. У Коли защемило сердце, заныло под левой лопаткой, потом начало перехватывать дыхание. «Да где же они все?»- в панике бормотал он и все-таки попытался крикнуть:
-Эй, кто-нибудь, есть здесь кто-нибудь! – его по-детски тонкий крик тут же проглотил ветер и выплюнул его с обрыва.
Луну между тем мотало на шесте все сильнее, и карлик мотался внутри нее, словно на терпящем бедствие в шторм корабле. Ухватиться ему было не за что, и он беспомощно перекатывался, все время летя вниз головой. Его рвало, потом он обмочился и, наконец, впал в беспамятство.
Коля бредил, звал мать. Он задыхался, и ему снилось, что это едкий табачный дым душит его, и он прячет голову под одеяло, вдыхая пряный запах материнских духов, пытаясь там найти хоть немного воздуха. Она всегда клала его спать в свою кровать, даже когда к ней приходили гости. Коля засыпал с краешка, а просыпался , захлебываясь от кашля – мать и ее гость курили сигарету за сигаретой, складывая окурки в банки с водой. К утру банки были полны окурков, а Коля не мог встать с постели от слабости и прятал посиневшее личико под одеялом. Целый день мать не могла покормить его, он отказывался от еды, потому что его невыносимо тошнило. Тошнота проходила к вечеру, но тогда у них опять были гости и курили, курили, пуская дым ему в лицо и хохоча , видя, как он чихает, смешно открывая рот, словно рыба на суше, и трет крошечными кулачками глаза. Он брал из тарелки пельмень и шел в постель. Туда же скоро приходила мать с гостем. Они курили и складывали окурки в банки с водой.
Когда пришла пора вести Колю в школу, врачи ужаснулись тому, какой он маленький. Мать до того не водила его в поликлинику, потому что мальчик не болел, и она радовалась и считала, что с ним все в порядке. В школе сверстники над Колей смеялись, называли его мальчик с пальчик и крошечка-хаврошечка, а потом, в пятом классе, – карлик. Он и был карликом, и из школы его пришлось забрать. Как выяснилось, мать по глупости искусственно остановила рост сыну табачным дымом, кроме того, у Коли была какая-то наследственная болезнь надпочечников, мать называла ее бронзянкой. Так он и не вырос выше восьмидесяти сантиметров. А потом много лет ему пришлось ухаживать за матерью, которая надорвалась на тяжелой работе в магазине, разгружая ящики и коробки с товаром. Она лежала на постели, не в силах встать на больные распухшие ноги, и Коля готовил ей быстрорастворимую вермишель и кормил с ложки. Иногда по старой дружбе ему помогали гости, которые когда-то курили в этой постели с ночи до утра, и он мог передохнуть, сидя на маленьком детском стульчике за таким же маленьким детским столиком. Ему было очень тяжело лазить по табуреткам на кухне, чтобы налить воды в чайник и поджечь газ. Гости над Колей не смеялись, они его уважали за трудолюбие и трезвость, а иногда и завидовали его пенсии, благодаря которой в доме всегда были хлеб и быстрорастворимая вермишель. Потом мать умерла. Друзья помогли Коле ее похоронить и посоветовали ему устроиться в дом инвалидов. Но он пошел на работу в цирк и стал ездить с цирковыми по свету.
Он звал мать, и она пришла. Наклонилась над ним, мелькнул огонек зажженной сигареты. Мать ласково погладила его по голове, и он жалобно заплакал, протягивая к ней маленькие ручки.
-Прости, Коля, прости, малыш,- сказала она голосом его директора, и карлик открыл глаза.
-Очнулся!- воскликнула пляжная медсестра Лялечка и попыталась поднять Колю на руки, но он смущенно отмахнулся:
-Не надо, я сам.
Однако ему не дали встать, сильные руки директора подхватили несчастного карлика, который застонал, но не от боли, а от стыда, пытаясь прикрыть маленькими ладошками обмоченные брючки.
-Ничего, ничего,- бормотал его начальник ,неся его к фургону.
Там он уложил Колю не его кровать и позвал Лялечку:
-Не надо ли его в больницу? Уж очень плох…
Лялечка измерила у Коли давление, потрогала ему лоб и сказала:
-Оклемается и тут, чаю ему надо дать горячего с лимоном, давление упало, анемия. А от нашей больницы толку все равно не будет.
Коля не знал, что пока он висел над обрывом на луне, на берегу царила суматоха. Собравшийся народ стоял стенкой и пытался разглядеть на волнах унесенный во время представления в открытое море матрац с девушкой. Но ничего уже видно не было, и с наступлением сумерек все разбрелись по домам. На холодном пляже остались только мать и сестра пропавшей. Накрывшись одеялом, они не отрывали взгляда от моря. Соленый ветер, разбавленный горько-солеными ядовитыми каплями, ел им глаза. Спасатели тоже стояли на берегу у своих лодок, выдернутых из воды далеко на сушу и успокаивали родных девушки, унесенной на матраце, тем, что скоро прибудут мчеэсовцы, и они-то помогут… Мать уже не слушала никого, а сестра угрюмо отворачивалась от любого, кто подходил, и прятала глаза. Она все время повторяла:
-Пойдем домой, пойдем домой, пойдем…
Но мать не хотела уходить. Наконец, прибыли мчеэсовцы и принялись расспрашивать, как все здесь произошло. Но ни мать, ни сестра не могли сказать ничего толкового, они лишь твердили, что девочка была в красном купальнике, с полотенцем, а матрац синего цвета. Командир мчеэслвцев пожал плечами, переглянувшись с подчиненными, и пошел связываться по рации с ближайшими кораблями. А отойдя подальше, сказал своим :
-Время и деньги только потратим, теперь уже ничего не найдешь.
-Да, какие поиски,- поддержали его спасатели с пляжа,- при таком шторме и трех минут в открытом море не продержаться, тем более – на матраце, верная смерть. Каждый сезон кричим, кричим, предупреждаем отдыхающих, чтобы не плавали на матрацах, но им хоть бы что. Эта девица уже девятая будет за сезон. Но пятерых успели догнать – при хорошей погоде, а четверо утонули…
Наконец, и цирковые пошли с пляжа к своим фургонам, испытывая какое-то тяжелое чувство, будто это по их вине девчонка во время представления улетела в море. И тут вдруг хватились карлика. Снимал луну, обычно, нанятый ими рабочий Валик, из местных, но у него спросить было нельзя, потому что он очень озаботился происшествием и крутился около своих приятелей, спасателей с пляжа. Директор труппы еле оторвал его от них и потащил наверх, спасть Колю.
Карлик не знал, что в это вечер на пляже произошло чрезвычайное происшествие , что во время представления в открытое море унесло на резиновом матраце девушку, и думал - его просто так забыли на луне. Но упрекнуть директора он не посмел. Потому что очень дорожил своей работой, и через два дня снова попросился участвовать в представлении. Он мужественно зашел в желтый шар и стал дожидаться, пока его зашнуруют и подвесят на шест.
Море было спокойное и ласковое, на представление собралось много народу, но люди часто отвлекались и смотрели на загадочные манипуляции спасателей, которые с раннего утра суетились на пляже , сразу после того, как шторм утих. «Труп будут искать»,- шептали одни в толпе. «А чего его искать, сам приплывет море что забрало, то и выкинет, у себя держать не станет»,- возражали другие.
Карлик лежал на луне, свернувшись калачиком, и считал до миллиона, пытаясь преодолеть страх. Он очень боялся, что его снова бросят висеть над обрывом. Коля уже чувствовал, как опять заныло сердце и закололо под лопаткой, но тут луну подняли, поставили на землю и стали расшнуровывать. Карлик, оборвав счет на шестисот тысячах, поднялся , отряхнулся и, как ни в чем не бывало, вышел из желтого шара.
-Живой, космонавт?- засмеялся рабочий Валик.
Коля не откликнулся и стал спускаться с обрыва, на ходу расстегивая брюки – ему очень хотелось окунуться в море. Он не успел дойти до пляжа, как увидел, что туда хлынула толпа народу. Когда Коля подошел поближе, то увидел причалившую к берегу рыбацкую лодку, из нее на песок выбралась девушка в красном купальнике.
-Нашли, рыбаки нашли!- кричали вокруг и обступали тесным кольцом утопленницу.
Но рядом с ней уже хлопотала Лялечка и крутились спасатели. Они накинули на девчонку одеяло и повели ее в медпункт. Скоро на пляж приехали мчеэсовцы и привезли телевизионщиков с камерами. Коля уже успел окунуться в море и лег прямо на горячий песок, чтобы обсохнуть. На душе у него было радостно от этой голубой спокойной воды, от золотого ласкового песка, от яркого утреннего солнца и глубокого синего неба. Он поднялся и сел лицом к медпункту, чтобы увидеть, увезли девушку или нет. Сквозь шум толпы карлик услышал, как телевизионщики спрашивают «утопленницу»:
- Вам было страшно в бушующем море? О чем вы думали? Вы молились? Кто вас спас? Какие рыбаки? Как вы держались три дня без воды? Вы - героиня!
Рыбаков уже не было, они быстро погрузились в лодку и отплыли. Стоя по колено в воде один из журналистов, направляя на них камеру, кричал:
-Кто вы? Как вам удалось спасти человека? Почему вы уплываете?
Ему никто не ответил.
Коля наблюдал за тем, как без слез рыдает мать девушки унесенной на матраце, и зачем-то просит у нее прощения, а ее сестра угрюмо отворачивается от журналистов и толпы и старается ни на кого не смотреть.
Карлик набрал в свою маленькую ладонь золотого песку и медленно просыпал струйку между пальцев. Он точно знал, что в бушующем море можно продержаться на резиновом матраце не больше трех минут, а три дня… ну если только на его луне.
