Литературные узоры

Публикация теософа К.Кодд: "Одна из самых чудесных и утешительных истин, которые нам несёт Древняя Мудрость — это тот факт, что на самом деле смерти нет— её нет нигде во вселенной. Ничто никогда не прекращает существовать, но лишь изменяет своё состояние. Говоря словами поэта Логфелло, "смерти нет, то, что кажется ею — лишь переход". И поскольку в глубине своего сердца человек всё время действительно знал это, у него есть неискоренимое убеждение, что он не может быть окончательно разделён с теми, кого он любит, и что он непременно встретит их вновь. И впечатление это истинное. То, что человек никогда не потеряет тех, кого он любит, мы можем сформулировать в качестве вечной аксиомы. "Однако,— можете сказать вы, — моя возлюбленная теперь лежит холодной и недвижимой, и скоро это тело распадётся. Где же она? И как я могу быть уверен, что когда-нибудь увижу её вновь?" Возможно, первейшая вещь, которую нужно осознать, это что она — не это тело. Это тело было лишь одеянием её души. Она облачилась в него, проходя врата рождения, чтобы соприкоснуться с этим удивительным порядком бытия, который мы называем жизнью, хотя на самом деле другие порядки опыта являются жизнью куда в большей степени, чем этот. Эту идею можно найти у многих поэтов и мудрецов. Платон говорил, что мы "похоронены" в могилах наших тел, чтобы исправить ошибки прошлой жизни.

"Подобно тому, как человек, сбросив ветхую одежду, надевает новую, так и дух бросает изношенные тела и облекается в новые.(Бхагавад-гита)

Само слово "тело" сходно со словом "обитель" (английские слова body и abode происходят от одного англо-саксонского слова bodig). Как сказано в Библии, "не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего". Арнольд Беннет назвал тело машиной человека. Но поскольку оно живое, и обладает своей собственной смутной элементальной жизнью, более уместно выражение св. Франциска—"братец осёл". В книге Бытия оно названо
"одеждами кожаными", а ещё хорошо сравнить его со школьной формой. Мы приходим в эту жизнь, как нам кажется, без всякого собственного желания, чтобы через опыт в этом материальном мире приобрести пищу для роста нашей души. Покинув её, мы отправляемся на отдых, пребывая в духе, и на долгое время освобождаемся от бед и забот земной жизни. Куда же мы отправляемся? На небеса? По популярным представлениям рай— на небе, а ад — под землёй. Нет, царствие небесное не за звёздами, но здесь и сейчас, как учил нас Иисус. Он сказал, что оно "внутри". Это означает внутренний, более тонкий порядок материи, которая вовсе не является физической, но всё же полна форм и цветов. Она окружает и пронизывает этот знакомый нам мир. Оккультисты говорят, что все формы материи существуют в нескольких степенях плотности. Мы можем превратить воду в лёд, а можем в пар. Наука постулирует существование невидимого мира элементарных частиц, движение которых напоминает движение небесных тел. Они вовсе не неподвижны, но являются невообразимо живыми, передвигаясь с немыслимой скоростью. Но сквозь какое пространство они движутся? Это ещё более тонкая степень материи, чем образующая наш мир, она более текучая, светящаяся, живая, и столь сияющая, что средневековые авторы назвали её "астральной", или звёздной. И этот сияющий мир взаимопроникает с нашим физическим миром и окружает его.

Это и есть мир души. Многие из нас верят, что у нас есть душа, но не могут сказать, на что она похожа и где точно она находится. Здесь нам опять поможет происхождение слова. Оно происходит от греческого слова psyche, от которого идут и слова "психический" и "психология". Психические исследования и психология на Западе считаются современными науками, но на Востоке они являются очень древними. Одна из них пытается
исследовать мир души с точки зрения материи или формы — а сэр Оливер Лодж пророчил, что наука будущих столетий будет это делать — чтобы увидеть, имеет ли она форму и цвет, может быть сфотографирована, и так далее. Другая исследует мир души с точки зрения способностей её сознания, чувств и мыслей. Сегодня никто не станет отрицать, что мысль — очень могущественная сила, тончайшее радио, которое всё время в действии. Так что душа — это мыслящее, чувствующее я, которое думает и чувствует после смерти даже ещё живее, чем прежде. Можем ли мы думать без мозга, или чувствовать без нервов? Можем, и намного лучше. Мозг и нервные клетки для нас лишь как клавиши пианино для музыканта. Музыка — в его душе, но он нуждается в инструменте, чтобы продемонстрировать кое-что из того, чем является музыка.

Cв. Павел рассматривал человека как троицу, состоящую из тела, души и духа. Последние два понятия не взаимозаменяемы, поскольку для их обозначения в греческом оригинале использованы совсем разные слова. Слово "дух" — перевод греческого слова pneuma, или латинского spiritus. Это означает изначальное "дыхание жизни". Оно тонко, чисто, божественно. Бог вдохнул в физического и психического человека дыхание жизни, и тот стал живым, бессмертным Я, причастным вечной жизни Вселенной, которая стоит за всем. Это вечное, непреходящее достояние каждого из сынов человеческих, ставших также навсегда и сынами Всевышнего. К этой идее мы можем приблизиться лишь через символизм и аллегориею. Cв. Пётр вызывает его "сокровенным сердца человеком в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа", а св. Павел — "Христом в вас, упованием славы". Иисус был даже более откровенен, когда сказал, "не написано ли в законе вашем: Я сказал —вы боги?", цитируя царя Давида, написавшего: "Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы". После смерти лучшее из опытов нашей жизни медленно преображается и принимается в то скрытое, божественное сознание, позволяя ему расти и развиваться. Таким образом, мы сбрасываем телесную одежду и живём сначала жизнью души, и наконец учимся великолепной и полностью блаженной жизни освобожденного духа.

Попробуем представить жизнь каждого состояния, и прежде всего — процесс умирания. Смерть должна прийти ко всем, но она — друг, которого надо не бояться, а приветствовать. По ту сторону час смерти известен, и никто
не переходит туда, не будучи встречен кем-то из тех, кто предшествовал ему. В здешней жизни наше сознание направлено вовне, соприкасаясь с жизненным опытом. Когда приближается время покинуть её, сознание начинает отходить, обращаясь внутрь. Иногда умирающий человек будет просить включить свет, или будет говорить, что комната постепенно скрывается. Весьма часто, по мере приближения потустороннего мира, уходящий начинает различать людей или пейзажи оттуда. Один умирающий ирландский солдат сказал своей сиделке: "Сестра, посмотрите на этих прекрасных леди". Тамошние обитатели напомнили ему прекрасных девушек, поскольку он видел страну вечно молодых, где сама материя светится и сияет. Затем, по мере дальнейшего удаления сознания вовнутрь, происходит весьма замечательная и важная вещь. В нашем обычном бодрствующем сознании мы, кажется, забываем очень многие из повседневных событий жизни, но в действительности это не так. В нашей глубинной части ничто никогда не забывается, и по мере того, как человек переходит в потустороннюю жизнь, он как бы проходит через залы своей собственной памяти. Оставив арену жизни, человек как бы оглядывается назад, и с высоты птичьего полёта видит всю жизнь в целом — где он добивался успеха и где потерпел неудачи. Затем, когда душа оставляет тело, сознание на краткое время погружается в глубокий сон, в течение которого психическое тело, при жизни проникавшее и окружавшее физическую оболочку, приспосабливается к независимому существованию в потустороннем мире.

Хотя большинство из нас этого и не осознаёт, пока мы живём в теле, по ночам мы покидаем его через врата сна, которые и есть те же врата, что и врата смерти. "Как удивителен сон, — пишет Шелли, — сон и его сестра,
смерть". В действительности, умереть — это заснуть в последний раз в этом воплощении. Но, пока мы живем, мы всё еще соединены с нашими телами во время сна сияющей магнетической нитью, которая мгновенно призывает
человека к бодрствованию, если коснуться его тела. При смерти эта связь разрывается, и возвращение более невозможно. Разве не напоминает это слова Экклезиаста: "пока серебряная цепь не ослабнет"? Таким образом,
мир, в который человек тогда ступает — не полностью незнакомый мир, поскольку он посещал часть его прежде, во время сна своего тела. "Сознаёт ли умирающий всё это?"— могут спросить. "Как насчёт того, что называется агонией?" Это— лишь деятельность мышц, прекращающих функционировать. Сам человек не сознаёт этого. Он занят разворачивающейся картиной его прошедшей жизни, и это может продолжаться в его сознании даже после прекращения дыхания в теле. Умирающего человека никогда не следует тревожить или беспокоить. Наблюдайте его уход со спокойствием и любящим участием. Древняя тибетская книга предписывает нам сидеть возле него и шептать слова любви, ведь хотя его могут уже не слышать, его душа услышит.

Период бессознательности, в который переходит человек после смерти, обычно не длится очень долго, хотя это зависит от личных факторов. У большинства он занимает приблизительно тридцать шесть часов. Затем человек пробуждается к сияющему миру света и покоя, и первым, что он увидит, будут некоторые из тех, кто ему предшествовал. Они придут встретить его. Одно время в Австралии, когда автор распространял эти идеи, к нему приходили письма со всего южного полушария. Один врач из Новой Зеландии написал, что однажды ночью он был вызван на уединённую ферму, которую держала очень старая пара. Когда он прибыл туда, старик был уже мертв. Он умер с протянутыми руками. Его жена, комментирующая это, сказала: "О сэр, у нас когда-то была дочь, которая умерла, когда ей было семнадцать, и непосредственно перед тем, как отойти, мой муж видел её, простёр к ней руки и сказал: я иду, Мэри, жди меня". В какую же жизнь он теперь вступил? Её будет несколько трудно описать, поскольку все мы, естественно, представляем её в земных понятиях, а это не совсем так. Позвольте нам выразить это следующим образом. Мы не можем перенести туда что-либо принадлежащее исключительно этой земной жизни — накопленное богатство, приобретённую знаменитость, или телесные
удовольствия, такие как еда, питьё и секс. Ведь мы теперь живем в таком мире и в такой форме материи, где эти вещи больше не являются конкретной реальностью. Но всё то, что принадлежит нам как душе — чувства, мыслящее я, — уходит с нами и в необычайной степени растёт и усовершенствуется. Все интеллектуальные радости, вся истинная любовь к другим, все чистые религиозные устремления, любовь к красоте и истине, — всё это по ту сторону смерти строит прекрасную и удивительную жизнь для человека, покинувшего на время эту юдоль слёз.

Другая вещь, которую нужно помнить — что у психической материи свои собственные законы и условия, не такие же, как у физической материи. Например, на неё не влияют ни жар, ни холод. Поэтому наши души не чувствуют
ни того, ни другого. Но мысли и чувства там гораздо живее и яснее, чем при физический жизни, когда нам нужно было приводить в движение тяжёлые частицы физического мозга и нервных клеток. Восприятие времени и пространства также отличается. О чём бы человек ни подумал, это немедленно оказывается перед ним. Всё, что ему нравится— всегда рядом. Носим ли мы тем одежду, питаемся ли, и живём ли в домах? Да, но одежда и здания там не сотканы и не построены. Они — творение человеческой мысли и воображения, ибо мысль и желание там — могущественные творческие силы, как впрочем и здесь. Подобные стремятся к подобным, и строят церкви, концертные залы, лаборатории, и другие здания. Потребности в еде и питье больше нет, поскольку психическому телу ничего этого не нужно. Если мы принесли с собой большую привязанность к пище, то будем создавать её подобие, но скоро потеряем эту привычку. Древние кельты назвали этот план бытия "страной вечно юных", потому что психическая материя неподвластна усталости, болезням и старению. Они принадлежат здешнему укладу жизни, и умирая, мы на время от них освобождаемся. Там нет больных, инвалидов, или даже усталых людей. Каким облегчением это оказывается для тех, кто влачил мучительное существование, будучи прикован к постели, или прожил трудную жизнь! Стоит ли нам призывать их обратно? Возможно, мы не сознаём, что наши ушедшие любимые никогда не остаются вне досягаемости наших мыслей и молитв. Так что не забывайте их. Молитесь за них, ведь в этом более тонком мире силы любви становятся для умерших настоящими ангелами-хранителями.

Мы должны стараться не предаваться чрезмерной скорби, когда дорогие нам люди покидают нас, поскольку иногда такая печаль может соткать вокруг нас облако и не дать нам войти в истинный контакт с теми, кого мы потеряли
— как в мыслях, так и ночью, когда мы временно оставляем наше тело. Когда по ночам мы выходим из тела, мы не берём с собой мозг, и если он не является очень чувствительным и не находится под достаточным контролем, то трудно заставить его регистрировать те переживания, через которые он сам не прошёл. Но большинство из нас переживали опыт пробуждения с приятным ощущением мира и утешения, или, возможно, с воспоминанием яркого
сна. Психология снов — очень сложный вопрос, и большинство снов не являются истинными воспоминаниями. Но проникающие фрагменты этих воспоминаний отличаются необычной живостью, так как жизнь там является жизнью в
гораздо большей мере, чем здесь. Остаются ли дети там детьми? Со временем они вырастают и достигают своего рода нестареющей зрелости. Некоторые удивятся, как же мы их тогда узнаем. На самом деле там мы узнаём людей не в лицо. В мире души узнавание происходит настолько быстро и полно, что никто не может не найти и не узнать другого. Если дети умерли в очень раннем возрасте, прежде чем их божественное Я приняло полный контроль и ангел-хранитель передал ему все дела, что происходит обычно в возрасте шести или семи лет, они могут быстро вернуться к воплощению, и очень часто возвращаются к тем же самым родителям.

Весь принцип жизни можно сформулировать следующим образом. Здесь мы живем объективной жизнью, будучи окружены предметами физического плана. Но внутри мы живем субъективной жизнью, состоящей из воспоминаний,
надежд, идеалов и желаний, которая в действительности значит для нас гораздо больше. Чем больше развит человек, то есть чем богаче он духовно, тем более чудесной, богатой и разнообразной она становится. После смерти то, что было смутным, субъективным миром, становится очень яркой и объективной жизнью. Один великий адепт однажды так выразил эту идею: Человек постоянно населяет свой пространственный ток своим собственным миром, населённый потомством его фантазий, желаний и страстей. После смерти этот внутренний мир становится всё более внешним. Есть и другая вещь, которую следует помнить. Характер человека не претерпевает резкого изменения только потому, что он умер. Он — всё ещё тот же человек, с теми же самыми мыслями и желаниями. Предположим, что при земной жизни они были направлены главным образом на чувственные удовольствия, или на жестокость и месть. С потерей физического тела эти чувства с ещё большей яростью запылают в тонком теле, но инструмента, при помощи которого человек мог удовлетворять эти желания, уже нет. И его будут мучить его собственные ужасные желания, которых он уже не сможет удовлетворять. Провидцы, наблюдая такое состояние, и используя для описания нефизических состояний аллегорический язык, могли сказать, что такой человек "горит в адском огне". Но через некоторое время это пламя, если его не питать, то есть если человек не находит себе посредника, медиума, через которого он мог бы удовлетворять их, утихнет, и человек обнаружит, что его сознание раскрывается к куда более красивой области Вселенной. Память об этих муках, однако, сохранится и в его новой жизни на земле в виде говорящего с ним голоса совести. Иисус называл эти состояния тюрьмами. За свою злую жизнь человек, того не сознавая, сплёл вокруг себя паутину низменных мыслей и желаний, и они будут удерживать его в виде узника некоторое время после смерти.

Даже в худшем из людей есть что-то прекрасное, и после временного чистилища эта красота в конце концов приведёт его к счастью и миру. Ведь небеса — последний и конечный дом каждого сына человеческого, который
также навечно и Сын Всевышнего. После смерти основная тенденция движения направлена к нашему более истинному и более божественному Я, и его небесной обители. Человек, чьё сердце с любовью и состраданием открыто для всего живого, пребывает в небесах счастья даже ещё будучи здесь. Всё, что есть в нас хорошего, истинного и прекрасного, после смерти мы забираем с собой к своему вечному Я, и в свете того более чистого мира опыт жизни обретает своё истинное значение. У некоторых переход в этот небесный мир происходит в действительности очень быстро. Но когда-то он происходит со всеми, даже если пребывание там оказывается кратким. Психический мир обретает форму соответственно нашему личностному содержанию, хорошему или плохому. Великолепие небес раскрывается перед нами, когда мы, очистившись, поднимаемся над своими слишком мелочными и
эгоистичными представлениями о жизни.

Мы можем сказать, что врат в небеса — четыре, или, если использовать иной символизм, что есть четыре семени, которые люди сеют в течение жизни, кто — одно, а кто — более, чем одно, которые цветут и приносят плоды в воздухе небес, чудесно возмещая все беды и испытания жизни. Это — поистине время отдохновения человеческого духа, но также это и время великого усвоения опыта и роста. Первое семя — это семя любви к друзьям и близким. Не той эгоистичной, чересчур личной любви, находящей свою награду на физическом плане, но
той самоотверженной любви, которая желает прежде всего блага и счастья для любимых. Там человек оказывается в окружении всех, кого он когда-либо любил. Никто не будет пропущен. Даже если кто-то всё ещё носит физическое тело, его дух будет там, и он будет гораздо более отзывчивым и великолепным, чем тогда, когда он пытается сиять через маску физического тела. В том мире не нужно никаких слов. Что человек хотел бы сказать,
бывает сразу и полностью понято его друзьями. Здесь мы так часто не можем верно выразить, что мы думаем и чувствуем. Слишком часто слова сбивают с верного пути и бывают неправильно поняты. Там же это невозможно. Это поистине мир соборности духа, где все любящие едины. И там присутствует лишь самое высокое, что есть в каждом — то, что никогда не разочарует и не причинит боль. Второе — это семя любви к Богу. Оно свойственно для людей религиозного склада. Не у каждого есть оно. И где оно поистине верное и бескорыстное, оно создает для набожного человека настоящий рай. Ведь хотя он вероятно никогда не этого не сознавал, своей преданностью и постоянным размышлением о Божественном Идеале при жизни он строил сияющую форму, через которую, после смерти и даже в течение жизни, Великий Оригинал может благословлять, наставлять и входить в общение со своим приверженцем.

Таким образом Будда или Иисус будут вместе со своими приверженцами в небесной жизни, причём в тех самых формах, в которых они они всегда ими представлялись. Поклоняющийся выстроил форму, но её одушевляет и
использует дух того или иного из Великих. Третье — семя любви к людям. Взгляды некоторых всегда обращены вверх, к Единому, для других более естественно смотреть вниз, на многих. Это лишь иной путь любить Единое. Человек, который в течение жизни всецело предавался служению своим собратьям, после смерти обнаружит, что встретится с с теми величайшими служителями человечества, освобожденными людьми, Совершенными Душами, которые некогда были людьми, как и мы, но давно окончили Школу Мира, и всё же остаются около неё, чтобы помогать и служить своим младшим братьям. Результат будет таков, что человек, любящий своих собратьев, вернётся на землю с более широкими знаниями и большей способностью помогать. Четвёртое — семя любви к Истине и Красоте. Оно делает человека мудрецом или художником того или иного уровня. Ученый или философ действительно ищет Истину, прирожденные законы Вселенной, Волю Бога. В небесах он видит их действие широким, беспрепятственным видением, там он учится понимать и восхищаться. Когда он возвращается на землю, он приносит с собой кое-что из того небесного видения, и это заставляет его снова искать это уже здесь.
Но здесь он никогда не увидит во всей изначальной полноте того, что движет его сердцем и живёт в нём в виде почти неосознанных воспоминаний.

Именно вот так мы все на протяжении многих жизней, которые перемежаются посмертными состояниями, растём в умениях, способности любить, в духовности. Так что жизнь никогда не бывает напрасной, как бы трудна она ни была. Почему бы нам не оставаться в небесной жизни навсегда? Мы можем в течение сотен лет по нашему земному счёту отдыхать в том блаженном состоянии, но затем жажда чувственного существования снова возникнет в нас, и вернет нас снова в этот порядок бытия. Можно привести грубое сравнение. Еда — средство роста для наших физических тел. Чтобы съесть пищу, не нужно много времени, но усвоение её занимает несколько часов, и тогда она встраивается в физическое тело человека. Опыт жизни — пища для роста нашей души. Мы можем принимать её семьдесят лет, но пройдут сотни лет прежде, чем она действительно станет частью нас, и таким образом мы, как
душа, вырастем в способностях и понимании. Но прежде чем мы вернёмся на землю, перед нами откроется ещё одно видение — не той жизни, которую мы покидаем, а той, в которую собираемся вступить. Лучше всех видят её
люди духовно зрелые, и испив "вод Леты", мы всё же приносим с собой в виде врожденных идей в новый мозг кое-что из этих воспоминаний. Так, сэр Фрэнсис Бэкон писал, что с ранней юности он чувствовал, что у него есть
призвание служить человечеству.

Как всякий гений проявляет себя уже в начале жизни, так делает и гений духовный. Каждый из нас — в зародыше герой, святой или мудрец, согласно фундаментальным наклонностям своих мыслей, эмоций или деятельности. Мы
никогда не возвращаемся сюда одни. С нами приходят друзья и дорогие нам люди наших прежних жизней. Снова и снова встретимся мы с ними, но не всегда в том же самом облике, ибо весь мир — сцена, на которой каждый человек в своё время играет множество ролей. Но мы не можем не встретиться с ними, и каждый раз учимся ещё лучше любить их. Может быть, нечему больше учиться в жизни, кроме как учиться по-настоящему любить. Есть две вечных истины, и они— следующие: о чём бы человек ни подумал, он сразу же оказывается в соприкосновении с этим, будь то живущий вместе с ним друг, так называемый умерший, или бесконечно более высокий идеал; и что бы человек ни любил, он никогда, никогда этого не потеряет, ибо любовь вечна и не может быть отвергнута. Пожалуй, кажущаяся потеря или разлука может научить нас любви более бескорыстной. Анни Безант однажды сказала: "Когда разлучившись с тем, кого вы больше всего любите, вы сможете быть столь же счастливы, тогда вы научились любить". Давайте не будем говорить, что наши возлюбленные — в могиле. Там нет
ничего, кроме изношенной одежды человека. Мы можем беречь её, как мать бережёт башмачки, которые когда-то носил её ребенок, но они уже не имеют к нему отношения. Дорогие нам люди уже живут более широкой и счастливой жизнью, освобожденные от всех бед и болезней тела. Стали бы мы звать их обратно к страданиям, больному телу, заботам и испытаниям жизни? Никогда не бойтесь смерти. Она, как говорили римляне, есть врата жизни. Все должны умереть, ибо такова любящая воля Создателя, дающего нам передышку в боли и отдых, чтобы усваивать опыт и расти.

Как бы мы ни переживали потерю дорогого человека, давайте постараемся не поддаваться печали, ведь печальные мысли могут достичь его и причинить ему боль. Не желайте слишком пылко его возвращения. Если бы мы только знали, в насколько более счастливом мире он теперь живёт! И он вовсе не далеко от нас. Он не только может чувствовать наши любящие мысли и молитвы, но на протяжении какого-то времени он не теряет с нами личного контакта — такое общение происходит, когда на время сна мы оставляем наши собственные тела и вследствие этого находимся в состоянии, аналогичном его условиям. Позвольте ему мирно перейти к отдыху и счастью. Мы скоро последуем за ним, и он будет среди первых, кто приветствует нас, когда настанет наш черед уйти из земной жизни. Пусть каждый из нас постарается помнить о его великом приобретении и всегда посылать ему свою любовь и молитвы. Они принесут ему ещё больше приятного и увеличат его радость.

Китайцы называют умершего "гостем небес". И поистине, он — счастливый гость. Позвольте нам вспомнить бессмертные слова поэта Шелли, сказанные им в поэме, обращённой к его самому большому другу, который ушёл из нашей жизни:
"Мир и покой! Но он не мертв, и он не спит,
Он пробудился лишь от дрёмы жизни."

Из книги Ларри Розенберга "Жизнь в свете смерти или об искусстве быть живым":

" Рано или поздно нам придется столкнуться со смертью, которая является противоположностью жизни. Жизнь–это то, что происходит сейчас, а смерть – то, что ждет нас в конце пути, желательно долгого. В этом высказывании сквозит определенная легкомысленность. Нас могут окружать старики, больные, умирающие или мертвые. Но мы-то живы, здоровы и сравнительно молоды и столкнемся с подобными проблемами не скоро. Наше общество особенно страдает от подобного легкомыслия. Мы возводим на пьедестал молодежь, больных помещаем в больницы, пожилых – в дома для престарелых. Мы украшаем мертвецов в моргах, чтобы они выглядели живыми и привлекательными, делаем все, что в наших силах, чтобы убрать смерть из нашего сознания. Мы всю энергию вкладываем в приобретение материальных благ, знаний, титулов, земли, друзей и любовников. Мы думаем, что нам нужны эти вещи, но на самом деле используем их для того, чтобы возвыситься в собственных глазах. Жизнь, наполненная заботами о материальном благополучии, помогает нам не думать о старости и смерти. Вещи помогают нам о них забыть. Но суровая правда жизни состоит в том, что мы начинаем стареть с самого момента нашего рождения, не зная точно, когда придут болезни и смерть. Никто не застрахован от них. Смерть отберет у нас все наши приобретения, все, что связано с нашим "я". Смерть сопровождает нас повсюду. Нам нравится смотреть фильмы-катастрофы, например "Титаник", забывая, что мы и в самом деле находимся на "Титанике" и подобно его пассажирам думаем, что отправились в увеселительное плавание. В то же время в глубине души в каждом из нас живет страх болезни, старения, смерти, и этот страх съедает наши силы – ведь мы тратим массу энергии на то, чтобы избежать или подавить его. Между тем вызвать этот страх наружу и взглянуть ему в лицо, как это сделали мы с Бадараяной и другими учителями, необходимо. Посмотрев в лицо смерти, человек начинает больше ценить свою жизнь, дорожить каждой ее секундой.

Конечная цель буддийской практики – освобождение, пробуждение, нирвана. Это достижение бессмертия. Именно привязанности, которые сформировались у нас при жизни и которые смерть у нас отбирает, заставляют нас страдать в этом мире. Будда ясно высказался по этому поводу: привязанность к вещам, особенно к чувству собственного "я", – вот что заставляет человека страдать. Сознание того, что после смерти нам придется расстаться с тем, что нам дорого, должно помочь нам отказаться от этих привязанностей уже сейчас и уберечь от страданий. Если мы представим, что умерли для земных привязанностей, то меньше станем бояться смерти. Сияющий свет смерти освободит нашу жизнь.

Будда оставил нам пять заповедей о смерти и советовал размышлять над ними как можно чаще.
Я подвержен старению. Старение неизбежно.
Я подвержен болезни. Болезнь неизбежна.
Я подвержен смерти. Смерть неизбежна.
Я стану другим, свободным от всего, что мне дорого и приятно.
Я хозяин своих поступков, наследник своих поступков, рожден из своих поступков, связан своими поступками и зависим от них. Что бы я ни сделал – хорошего или плохого, – все это скажется на моей судьбе.

Размышления, конечно, не самые веселые, и большинство людей, знакомясь с ними, испытывают тоскливое ощущение. Они ничего не имеют против буддийского учения о непостоянстве всего земного, пока дело не коснется их самих. Между тем задача медитирующего – применить закон непостоянства лично к себе. В восточных странах, где буддизм существует веками, размышления о смерти имеют древнюю и почтенную традицию, и многие медитирующие обращаются к этой теме. Есть даже те, кто считает сознавание смерти высшей ступенью духовной практики. Сам Будда говорил по этому поводу: "Из всех следов самый большой оставляет слон. Из всех размышлений самое важное – размышление о смерти".

Может быть, все эти заповеди звучат грустно и уныло, но размышление над ними дает прямо противоположный эффект. Ученики часто признаются мне – и я сам на себе это испытал, – что после таких размышлений им становится легко, к ним приходят спокойствие и душевный комфорт. Многие из нас испытывают подсознательный страх перед смертью, и, как и любой страх, он тянет нас вниз. Размышления над смертью изгоняют этот страх, помогают взглянуть ему в глаза и понять его непостоянство и безосновательность. Страх продолжает в нас жить, пока мы ему это позволяем, пока сами себе в нем не признаемся. Смерть – факт нашего бытия, с которым каждому из нас рано или поздно предстоит столкнуться. Размышления о смерти оказывают при этом большую поддержку. Сознавание собственной недолговечности приводит человека к пробуждению, является мотивирующим фактором.

На языке пали это называется самвега: настойчивое стремление к духовным практикам, возникшее под влиянием скоротечности жизни. Человек может испытать шок, почувствовав, что жизнь не вечна и он до сих пор жил неправильно. Такое открытие может буквально перевернуть наш мир, изменить весь образ жизни. И даже если последствия будут не столь драматичными, по крайней мере, оно может подвигнуть человека заняться медитацией. Нас станут меньше манить к себе власть, престиж, деньги, сладострастие, приобретение вещей. Заповеди Дхармы станут для нас ближе и понятнее, мы по-настоящему проникнемся ими, вместо того чтобы воспринимать их одним лишь умом. Самвега приводит к переменам в душе – вместо прежнего эгоцентричного существования мы начинаем стремиться к вневременному, необъятному и вечному. Важным добавлением к самвеге является палийская концепция пасады – термин, который можно перевести как "ясная и безоблачная уверенность", убеждение, что ситуация небезнадежна, и медитация поможет нам побороть страх болезни, старения и смерти. Все это – насущные для нас проблемы, которые связаны с нашими желаниями и привязанностями. Страдание является не тупиком, а дорогой к самореализации. Правильное применение духовной практики – пути из восьми частей – превращает страдания, болезни и смерти в радость освобождения.

На глубинном уровне четвертая заповедь символизирует внутреннюю свободу, доступную каждому человеку. Перед нами стоит та же самая задача: освободиться от своих желаний и привязанностей. Кришнамурти постоянно говорил об этом. Мы должны умирать каждый день. Мы должны умирать каждую секунду. Мы должны умирать сейчас.
Пятая заповедь не имеет параллелей с вестниками Будды. Она отражает закон кармы, учение о повторном рождении. В своей книге я, разумеется, его коснусь. Размышляя над пятой заповедью, люди теряются, увлекаясь абстрактными размышлениями на тему своих прошлых и будущих жизней, и превращают все в игру ума – еще один способ уйти от духовной практики. Я полностью верю в справедливость закона кармы: любые поступки обязательно отразятся на нашей жизни – если не на этой, то на следующей.

Болезнь часто является поворотным пунктом в нашей жизни и заставляет нас глубже взглянуть на вещи. Иногда люди путают физическое здоровье и духовное развитие. Они считают болезнь личной неудачей, отказом от жизни в Дхарме. При этом они исходят из того, что, живи они чистой духовной жизнью, болезни можно было бы избежать. Когда Судзуки Роши в возрасте шестидесяти семи лет умер от рака, один из моих учеников небрежно заметил, что, наверное, Судзуки не был по-настоящему просветленным человеком. Еще более анекдотический случай произошел со мной. Однажды я сказал своей ученице, что собираюсь пломбировать зуб. На ее лице я увидел удивление и разочарование. Я спросил ее, в чем дело, и она ответила: "Как это могло случиться с вами – человеком, который так много времени уделяет духовной практике?" Точка зрения Дхармы совершенно иная. Человеческое тело недолговечно и подвержено постоянным изменениям. Мы можем до какой-то степени сохранять его, но рано или поздно тело умрет. И мудрость заключается в том, чтобы помнить об этом. Нам приходится заботиться о теле, но, по большому счету, оно нам не принадлежит.

Великий учитель Аджаан Чах, имевший много учеников на Западе, излагая точку зрения Дхармы, говорил:
"События развиваются своим чередом. Над ними можно плакать или смеяться, но они все равно произойдут. Нет такой науки, которая могла бы помешать естественному ходу вещей. Вы можете лечить зубы у зубного врача, но к старости они все равно выпадут. И у зубного врача они тоже выпадут". Я вспоминаю историю, которую философ Хьюстон Смит рассказал журналисту Биллу Мойерсу. Она произошла во время пребывания Смита в дзен-буддийском монастыре в Японии. Смит заинтересовался дзен-буддизмом довольно поздно, в середине жизни, поэтому, приехав в Японию, он оказался старше других паломников. Учителя шли ему на уступки, но все равно суровые условия интенсивной медитации казались ему трудными и даже бесчеловечными. Участники спали всего по три часа в сутки, выполняли тяжелую физическую работу и подолгу медитировали. Еда была спартанской, в основном один рис, не больше девятисот калорий в день. Европейцу средних лет трудно было привыкнуть к такому режиму.

Смит, как и все новички, очень устал и в конце концов добился беседы с главным монахом. "Тебя это раздражает?" – спросил монах улыбаясь, а Смит сказал: "Я уже раздражен", – и стал перечислять бесчеловечность тамошних условий. "Ты, наверное, боишься, что заболеешь?" – спросил монах, на что Смит ответил, что уверен в этом. Наконец монах сказал: "Но что есть болезнь? Что есть здоровье?" – тем самым положив конец всей беседе. Смит понял, что все, сказанное им, можно трактовать двояко. Такой вещи, как болезнь, в принципе не существует. Болезнь и здоровье – термины, полезные в беседе с докторами. Проблема в том, что мы привязываемся к ним, как к своему "я", и видим в них нашу личность. Они отделяют нас от опыта и мешают в полной мере ощутить собственную жизнь. Итак, есть болезнь и есть здоровье. Но есть и наше конкретное состояние в данный момент. Оно-то и является для нас предметом духовной практики

Анусая на языке пали обозначает наши тайные чувства. Одно из них – страх смерти. Он живет в нашем подсознании и проявляется в виде других, менее значительных страхов. Он отравляет нам жизнь. Это форма хронического беспокойства. Анусая постоянно подпитывается ежедневными впечатлениями: умирает кто-то из наших близких, мы видим мертвое животное на улице, внезапно узнаем, что наш друг серьезно болен, или после долгой разлуки обнаруживаем, что он сильно постарел. Задача духовной практики – прогнать эти страхи: образно говоря, открыть двери и окна и впустить свежий воздух, перестать говорить о них шепотом, подавлять и замалчивать их. Так очень тяжело жить – подавление страха требует большого количества энергии, которая, в сущности, тратится впустую.

Если мы постараемся поглубже вникнуть в этот вопрос, то поймем, что на самом деле боимся не смерти, а идеи смерти. На первый взгляд разница небольшая, но весьма важная. Момент смерти ничем не отличается от любого другого. Это очередной жизненный опыт, который нужно встречать бодрствуя. Наше тело и наше сознание в это время меняются. Но если мы попытаемся заглянуть вперед, то наши представления, скорее всего, не будут иметь никакого отношения к реальности. Так происходит в жизни часто – реальное событие оказывается совсем не таким, как мы его себе представляли. Думая о смерти, мы пытаемся выйти за пределы мышления, поскольку именно мышление создает всевозможные проблемы. Никто не знает, что нас ждет после смерти. Смерть – это великое неизвестное, а мысль, которая является выражением известного, не может познать то, что неизвестно. Это факт. Мы называем смерть неизвестным, потому что ничего о ней не знаем.

Я не против того, чтобы при мысли о смерти испытывать страх, – ведь нам близко это чувство. Но сумбурные мысли, возникающие спонтанно во время страхов, приносят мало пользы. Размышляя о смерти, мы не стараемся проникнуть за пределы того, что нам известно. Мы просто пытаемся оценить то, что находится рядом с нами. Смерть присутствует сейчас рядом с нами. Смерть – это тема, к которой ведут многие философские рассуждения. Основные положения буддизма связаны с переменами и непостоянством нашего существования. Старение и болезнь – одно из выражений непостоянства. Это естественные процессы. Смерть – тоже естественный процесс. Рано или поздно наше тело изнашивается и перестает функционировать.

Но, несмотря на неизбежность смерти, человек не всегда желает размышлять на эту тему. Бывают трудные минуты в жизни, периоды депрессий, когда такие размышления не очень уместны. (Будьте внимательны по отношению к своим друзьям и любимым – если они тяжело больны или при смерти, не стоит рекомендовать им это занятие, особенно если у них мало опыта духовной практики.) Если у вас уже есть такой опыт и в особенности если вы достигли определенной степени самадхи, это облегчает дело. Кроме того, я по себе знаю, что даже люди, не достигшие самадхи, способны сконцентрироваться на простой мысли типа "Я должен умереть", потому что эта тема достаточно интересна. Концентрации не получится, если мысль внушает нам страх, который мы не можем побороть. При этом вовсе не обязательно быть искушенным в медитации.

Для того, кто считает себя подготовленным, практика размышления о смерти может оказаться бесценной. Таким образом мы изгоняем страхи наружу, чтобы познакомиться с ними поближе. При этом неизменно обнаруживается непостоянная природа страха. Каким бы неприятным на первый взгляд он ни казался, его существование непродолжительно: страх возникает и через некоторое время уходит. Энергия страха присутствует, но она не наша – это не наше "я". Поняв это, можно извлечь из страха массу энергии. Теперь страхи не будут прятаться в нашем подсознании. Они прожили отпущенный им срок. Они могут вернуться, но в нас уже живет уверенность, что мы с ними справимся. Мы видели, что страх можно наблюдать, а значит, работать с ним.

Таким образом, страх учит нас ценить жизнь. Он позволяет видеть жизнь во всей ее красе – ведь мы понимаем, что она рано или поздно кончится. Мы добровольно вошли в жилище смерти. И мы поняли, что жили в обмане и неведении. Мы делали вид, что жизнь будет длиться вечно. А значит, мы не осознавали ее полноту и великолепие. Умом мы понимаем, что умрем. Но нужно познать это сердцем. Нужно, чтобы это дошло до мозга костей. Тогда мы поймем, как жить. Знание смерти не есть отвлеченное знание – мы приобретаем его естественным образом, например, когда кто-то из наших близких умирает. Но извлечь из него урок может лишь тот, кто глубоко задумается над случившимся. Если вы открыты опыту, то любой ушедший из жизни может стать вашим учителем.

Последний подарок, который я получил от отца, заключался в том, что он заставил меня задуматься о смерти. Я вспомнил, что и я не исключение из общего правила. Когда-то я не представлял, что мой отец может умереть, – он всегда был больше и сильнее меня, он был для меня примером. Но он умер и уже не вернется. Пепел не станет снова деревом. И я тоже когда-нибудь превращусь в пепел.

Читать книгу онлайн: http://psylib.org.ua/books/rozel01/index.htm